а в низине туман. И туман заливает коров,
их мычанье, тебя: вот ты голый, торчат позвонки,
и пупырышки вот на руках и ногах. И закат бордов —
значит, будет ветреный день. Пахнет поле парным молоком,
а вернешься — и выпьешь кружку, теплое будет еще,
но пока не домой, пока что — среди цветков,
синих, пахнущих на закате остро и горячо.
Сколько лет я пытаюсь вернуться в этот чертог,
в синеискрые эти бессмертники, серебристую эту полынь,
да какая-то я не такая, да что-то со мной не то,
моя кровь теперь кровь, а не серебро и стынь.
Но ведь где-то он должен быть для таких, как я, —
для потерянных, для ненужных, для лишних бродяг —
эта песня лягушек и запах вечерний ручья,
и к парному идет молоку человек-дурак.
