Она надевает розовую футболку с надписью «Ня», она надевает оранжевые носки. Окружающий мир полон ужаса и тоски, но у нее броня. Она выбирает самый дурацкий зонтик, она готовится, как боец, идущий за линию фронта, как космонавт, выходящий в открытый космос. Она надевает сережки с котами. Скоро дождь, болит голова и кости. Ей семьдесят два, и скоро ее не станет, она это знает по-осеннему остро. Она идет, дурацкая и смешная, сережками эмалевыми болтая, сосредоточенная, словно боец спецназа. Они, конечно, достанут ее, но не сразу, она успеет еще побороться. Она проходит между дворов-колодцев, мимо шумных людей, размахивающих руками, мимо злобы и зависти, мимо воды и камня, сумасшедшая, потерянная старуха. Главное – помнить: когда станет постепенно смеркаться и ветер завоет по-особому глухо – то поможет булавка, приколотая на лацкан, поможет розовая футболка и дурацкая шляпка, поможет ждущий дома котенок с мягкими лапками, поможет от черных, страшных, лезущих из подворотен, из водостоков, из глаз незнакомых людей, из чужой тоски.
И мир устоит, останется цел и свободен, пока на артритные ноги она натягивает оранжевые носки.
И мир устоит, останется цел и свободен, пока на артритные ноги она натягивает оранжевые носки.
Записи из этого журнала по тегу «про богинь»
-
Персефона
зимой и летом носила тоненькие браслеты, серебряные, звенящие ветром. наматывала свои километры – самолетами, поездами и автостопом. пила американо…
Profile
alonso_kexano- Анна Долгарева, человек и анекдот
- Лемерт (Анна Долгарева)
Page Summary
- kat_bilbo : (без темы) [+6]
- masterevgeny : Посмертные стихи Иннокентия Анненского [+0]
livejournal : Она надевает розовую футболку... [+0]
- mama_zima2013 : (без темы) [+0]
- jack_bird : (без темы) [+0]
- ptitz : (без темы) [+0]
- mirddin_loki : (без темы) [+0]
- pufik_s_lapkami : (без темы) [+0]
Comments
Только "финские бабульки".
блин, чо б вообще годного на тему финно-угорщины почитать, кроме Калевалы)
Например, http://pamsik.livejournal.com/50596.html
Edited at 2017-09-29 19:59 (UTC)
СТАРЫЕ ЭСТОНКИ
Из стихов кошмарной совести
Если ночи тюремны и глухи,
Если сны паутинны и тонки,
Так и знай, что уж близко старухи,
Из-под Ревеля близко эстонки.
Вот вошли, — приседают так строго,
Не уйти мне от долгого плена,
Их одежда темна и убога,
И в котомке у каждой полено.
Знаю, завтра от тягостной жути
Буду сам на себя непохожим…
Сколько раз я просил их: «Забудьте…»
И читал их немое: «Не можем».
Как земля, эти лица не скажут,
Что в сердцах похоронено веры…
Не глядят на меня — только вяжут
Свой чулок бесконечный и серый.
Но учтивы — столпились в сторонке…
Да не бойся: присядь на кровати…
Только тут не ошибка ль, эстонки?
Есть куда же меня виноватей.
Но пришли, так давайте калякать,
Не часы ж, не умеем мы тикать.
Может быть, вы хотели б поплакать?
Так тихонько, неслышно… похныкать?
Иль от ветру глаза ваши пухлы,
Точно почки берез на могилах…
Вы молчите, печальные куклы,
Сыновей ваших… я ж не казнил их…
Я, напротив, я очень жалел их,
Прочитав в сердобольных газетах,
Про себя я молился за смелых,
И священник был в ярких глазетах.
Затрясли головами эстонки.
«Ты жалел их… На что ж твоя жалость,
Если пальцы руки твоей тонки,
И ни разу она не сжималась?
Спите крепко, палач с палачихой!
Улыбайтесь друг другу любовней!
Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,
В целом мире тебя нет виновней!
Добродетель… Твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем…
Погоди — вот накопится петель,
Так словечко придумаем, скажем…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сон всегда отпускался мне скупо,
И мои паутины так тонки…
Но как это печально… и глупо…
Неотвязные эти чухонки…